«Подлинный воплощение европейской аристократии». Так великий и эксцентричный художник Сальвадор Дали описывал в своих воспоминаниях другого знаменитого абхазского мастера – Александра Чачба-Шервашидзе. Его дар поражал Пабло Пикассо, а свои работы ему преподносили в подарок Жоан Миро и Жорж Руо. Жизненный путь этого художника был насыщен испытаниями, которые не завершились с его уходом, а продолжали преследовать его и после смерти.
Александр Чачба-Шервашидзе, можно утверждать, ушел из жизни дважды. В 1968 году он скончался в Монте-Карло в возрасте 101 года, а затем, спустя 56 лет, в 2024 году, трагически погиб в Сухуми. В результате пожара в Центральном выставочном зале было уничтожено более 300 его произведений.
Происходя из абхазской княжеской династии, он стал сценографом императорских театров и художником, прославившимся в знаменитых сезонах Дягилева. Шервашидзе, благодаря своему выдающемуся таланту, был сопоставим с мастерами Ренессанса. Его также называли соавтором художественной театральной революции, произошедшей на Западе в начале 20 века.
Основную часть своей жизни художник отдал театральному искусству. Александр получил образование в Париже, в школе-студии знаменитого реалиста Кормона. Именно здесь начинали свой творческий путь такие мастера живописи, как Ван Гог и Анри Тулуз-Лотрек.
После завершения учебы Александр направляется в Санкт-Петербург, где занимает пост главного декоратора в большинстве императорских театров. В 1919 году Шервашидзе вместе с женой возвращается в свой родной Сухуми, где, совместно с российским режиссером Николаем Евреиновым, начинает культурную революцию и открывает первую художественную студию. Однако его новаторские идеи в Абхазии не находят поддержки у меньшевистских властей. В результате художник оказывается вынужденным покинуть страну. В это время выдающийся театральный деятель 20 века Сергей Дягилев предлагает Александру принять участие в многолетних гастролях по странам Западной Европы, и тот соглашается.
В 1946 году Шервашидзе создает оформление для спектакля «Витязь в тигровой шкуре», который сначала демонстрируется в Монте-Карло, а затем переходит в Лондон и Париж, завоевав огромную популярность и принес художнику международное признание.
В судьбе Шервашидзе присутствовали все оттенки жизни: от достижения профессионального успеха до вынужденного переезда за границу. Он пережил длительные периоды одиночества и ностальгии по родной Абхазии.
В своих письмах к дочери он делился, что не знал иного мира, кроме театра и мастерской, где создавались декорации. Когда его карьера декоратора подошла к концу, художник остался без средств к жизни. Тем не менее, он не продавал свои работы. В последние годы, после утраты супруги, он жил в пансионате для пожилых людей, названном в честь Грейс Келли. Именно там он обнаружил грузинский журнал «Дроша», в котором была опубликована статья о его творчестве. Это внушило ему надежду – о нем помнят, о нем пишут. Однако в статье была одна серьезная ошибка: указали дату его смерти.
Эта роковая ошибка раскрывает его переписку с автором статьи: «Хочу внести небольшую поправку: я все еще жив, к моему удивлению, не болен и веду совершенно уединенный образ жизни. …Все, что у меня есть, я готов передать музеям в Тбилиси и Сухуми».
Государственный художественный музей Грузии получает в дар полное наследие Чачба-Шервашидзе, включая его личный архив и около 500 произведений, отражающих его яркие жизненные впечатления, которые он подписывал на грузино-абхазском языке. Некоторые из этих работ были перевезены из Тбилиси в Сухуми.
В своих воспоминаниях о своем отце его дочь отмечает, что более пятидесяти лет он бережно хранил все, что ассоциировалось у него с Абхазией, с людьми и мечтой о возвращении на родину. Интересно, что именно в Абхазии он провел наименьшее время за свою жизнь. Тем не менее, покой великого художника настиг именно там: спустя двенадцать лет после его кончины была выполнена его последняя воля, и Шервашидзе вновь похоронили на родной земле.
Сегодня в Сухуми местные жители и представители культурной сферы собираются у могилы в знак почтения и глубокой печали, осознавая, что не смогли сохранить наследие художника.
