Эта статья содержит описание и видео шокирующих сцен
Украинская армия добилась серьезных успехов на юге страны и на днях вернула Херсон, но на востоке страны по-прежнему идут ожесточенные бои, и число жертв неуклонно растет. И там, в полевом госпитале, под российским огнем, команда медиков, многие из которых стали волонтерами еще в начале войне, каждый день спасает жизни бойцов. Корреспондент Би-би-си Квентин Соммервилль провел с ними почти неделю. .
В стены и пол украинского полевого госпиталя впитались кровь, металл, пот и грязь. Украинские военные медики отскабливают все это каждый день, трут изо всех сил, но отделаться от металлического запаха невозможно. Пахнет одежда, кареты скорой помощи — этот запах везде. «Когда вы отмываете кровь, а потом опрыскиваете пероксидом, то всегда появляется этот запах», — говорит помощница анестезиолога 21-летняя Валерия.
Это полевой госпиталь был развернут в заброшенном здании. Здесь, под постоянным оглушающим артиллерийским огнем, живут и работают несколько медиков. В те дни, что я провел с ними, российские снаряды взрывались рядом со зданием почти каждый день, и каждый день сюда приносили убитых и раненых украинских бойцов.
Бригада, назвать которую я не могу из соображений безопасности, уже потеряла два пункта медпомощи — их разбомбили, и пять из ее медиков погибли под огнем.
До войны Валерия работала в больнице к северу от Киева. Боль и страдания она видела и раньше — по ее словам, нет ничего тяжелее, чем пытаться реанимировать умершего ребенка. Не сказав ни слова родным, Валерия пошла добровольцем на военную службу и с тех пор спасает жизни бойцов на одном из самых опасных участков фронта.
«У меня самая замечательная работа в мире. Я защищаю героев,- говорит она. — Они защищают нас, а я здесь защищаю их, не даю им умереть.» Валерия работает в команде анестезиологов.
Валерия — миниатюрная девушка, у нее широкая искренняя улыбка. В углу комнаты лежит ее спальный мешок. На голом деревянном полу рядом — коврик с мультяшной пандой и кукла Йода. Котенок-надейныш Марыся составляет Валерии компанию, пока она спит.
Каждый день здесь непредсказуем, но начинается он всегда одинаково. В 9 утра по радио играют украинский гимн. Команда затихает на несколько мгновений, чтобы почтить память погибших.
Но вот в операционную приносят тяжело раненного солдата, и Валерия с коллегами берутся за работу. Он стонет от боли и кричит: «Рука, рука!» Но его ранения намного серьезнее. Он еще в сознании, но его состояние — критическое.
Со своей седой бородой он выглядит лет на пятьдесят. Его лицо поражено многочисленными осколками, правого глаза — нет. На правой руке ему оторвало по крайней мере один палец, а из затылка льется кровь. Когда они начинают срезать с него форму, обнажается его мраморно-белая кожа.
Его зовут Саша, и я с порога наблюдаю, как медики разговаривают с ним, скорее всего, они объясняют ему, что делают. Он кричит, когда медики находят и обрабатывают еще одну рану. Затем они начинают накладывать швы на его лицо.
Один из хирургов, 39-летний Дима, затыкает окровавленную глазницу, его пальцы проникают глубоко в голову пациента. Боец находится под действием анестезии, но все же протягивает левую руку и, хватая один за другим, пересчитывает четыре пальца, оставшиеся на правой руке.
Медицинская бригада сняла с него одежду и надела ему на ноги зеленые шерстяные носки ручной вязки, чтобы ему было тепло; они получают их коробками от простых украинцев.
В стороне, в бронежилете и обмундировании, облепленном грязью из траншей, стоит плотный мужчина, который нашел раненого. Он говорит, что солдат мог быть ранен кассетной бомбой или минометным огнем, но точно он сказать не может.
Главный медик 39-летний Руслан — высокий и лысый, с густой рыжей бородой. Мы впервые встретились летом, когда я был здесь в прошлый раз.
У него внушительный, даже властный вид. Он не произносит практически ни слова за все время, пока его команда спасает раненого. Они все понимают друг друга буквально с полувзгляда. Их задача — стабилизировать состояние раненого и доставить его в главный госпиталь, где ему сделают операцию.
Рядом — фармацевт Оля, которая тоже пошла в армию в начале войны. Она разбирает одежду раненого, складывает личные вещи в пакеты.
Для Руслана, профессионального военного, эта война началась в 2014-м году в Донбассе. Он говорит, что украинская армия все эти годы не теряла время: медицинскую помощь на поле боя, например, оказывают теперь гораздо лучше, на уровне, сравнимом с западными стандартами.
Но им не хватает того, что западные военные считают абсолютно необходимым, — вертолетов для эвакуации раненых. Вместо этого раненого грузят в старую британскую карету скорой помощи, которую часть купила за 7,5 тыс. долларов. Они установили новый двигатель и теперь возят раненых в ближайшую больницу, которая находится в 25 км отсюда. По словам Руслана, вовремя доставить туда раненых — самое сложное в их работе.
Он и Оля сопровождают раненого солдата в машине скорой помощи. Оля поддерживает ему голову руками, пока машину трясет на неосвещенных дорогах с выбоинами, а недалеко от них, озаряя небо, рвутся артиллерийские снаряды. Руслан держит бойца за руку, говорит с ним, чтобы тот только отвечал, и следит за показателями жизненно важных функций.
Ведет машину Роман. Он говорит, что сбился со счета, сколько возил раненых в эту главную больницу.
«Каждая такая поездка опасна», — объясняет он. «Мы не знаем, куда будут стрелять русские оккупанты. Но это наша работа, и мы должны ее делать. Неважно, стреляют они или нет.»
На темной дороге впереди видно горящее здание, языки этого яростного пламени — единственный источник света на многие километры.
Ближе к городу дороги становятся лучше, и Роман прибавляет скорости. Скорая с мигалками быстро минует блок-посты. Уже через час после того, как он был доставлен в полевой госпиталь, раненый боец оказывается в больнице. Саша будет жить.
Ну а полевом госпитале пора наводить порядок. Команда проверят оборудование, пополняет запасы медикаментов, убирает кусочки человеческого мяса, отмывает кровь.
Руслан курит, Валерия, смыв кровь с рук, садится в уголке смотреть мультики на лэптопе. Роман чистит машину скорой помощи.
Команда часто называет себя «машиной», звеньями большой цепи. Но их работа не похожа на просто механическую — я вижу сострадание и заботу, которые они проявляют к своим пациентам.
По другую сторону линии фронта — тысячи недавно присланных мобилизованных россиян. Они плохо подготовлены, но их бросают на украинские позиции — и они несут большие потери. По некоторым данным, у россиян нет даже таких элементарных вещей, как жгуты, чтобы останавливать кровотечение.
Ни Москва, ни Киев не раскрывают полные данные о своих потерях, но американские военные на основании спутниковых снимков и данных из других источников оценивают потери с момента вторжения России в Украину более чем в 100 тыс. человек убитыми и ранеными на каждой из сторон.
Прибытие этих русских новобранцев повлияло и на работу медиков, теперь они лечат больше пулевых ранений, полученных в результате ближнего боя.
Оля, фармацевт в мирное время, — сама тихая в группе. Здесь, среди таких ярких личностей, она самая скромная и сдержанная. Худенькая девушка кутается в пуховик, на ней шапка и большие очки. Я спрашиваю ее, что она думает о человеке, в спасении чьей жизни она только что участвовала.
«Я отношусь к каждому пациенту с теплотой, стараюсь передать ему хотя бы небольшую ее часть, — отвечает она, — часть моего тепла, моей души, чтобы он не так сильно переживал. Чтобы немного облегчить его страдания.»
Почки каждое утро она совершает пробежки по грязным разбитым дорогам, видит танки и бронетехнику, движущиеся к линии фронта. По словам Оли, для нее бег — это побег от реальности. «Я всегда думаю о мирном времени. Я знаю, что эта война скоро закончится, и мы все вернемся к нашей жизни, к нашим семьям, к нашей работе. Я не хочу фиксироваться на войне».
Эта команда медиков — вместе всю войну. Когда видишь их за столом, будто бы наблюдаешь за семьей, а между тем совсем недавно, до войны, они не были знакомы.
Они вместе пережили страшные дни, недели и месяцы, когда вместе служили в Буче, Ирпене, Бахмуте и теперь здесь. Оля и Валерия вспоминают, как перетаскивали через леса и поля убитых или раненых солдат в первые сумасшедшие дни войны,
«Привыкнуть к этому, наверное, невозможно, — говорит Оля. — Очень тяжело видеть раненых бойцов, тяжелораненых, их было много [в таких местах, как] Буча и Ирпень, видеть разрушенные города, разрушенные поселки. Это невозможно описать словами.»
Команда собирается за ужином, чтобы отметить возвращение из отпуска Юрия, другого хирурга части. Вокруг стола, да и на нем почти нет места. Они едят фазана в масле с лимоном, жареную печень и картофельное пюре. Фазана подстрелил водитель скорой. На десерт — тыквенный пирог.
42-летнего Юрия я впервые встретил летом. Тогда он носил только серые камуфляжные шорты, а свободное время проводил, прочесывая поля с металлоискателем в «поиске сокровищ» — в его улове было несколько старых монет и серебряное кольцо.
Одним из определяющих аспектов этой войны была готовность Украины воевать. Юрий, в отличие от Руслана, не кадровый военный, но он, как и многие другие, с которыми я встречался, посчитал вполне естественным оставить гражданскую жизнь, чтобы сражаться за свою страну и защищать свою семью.
«Кто-то должен воевать, а кто-то должен жить, — говорит он мне. — Потому что, если все превратится в тотальную войну, мы станем, если можно так выразиться, онемевшими, ожесточенными, бесчувственными».
Он описывает, как ездил домой, чтобы навестить своих сыновей 12 и 14 лет. «Так быстро пролетели дни», — вздыхает он.
Война, по его словам, это ответственность, которая легла на его поколение, чтобы их дети могли жить в мире. «Я рад, что моя жена и дети не испытывают всех этих эмоциональных потрясений, которым подвергаемся мы здесь. Мы как защитный слой, который блокирует все тяготы войны», — говорит он.
На другой день в полевой госпиталь прибегает запыхавшийся солдат. Он поднимает руку и показывает два пальца. «Наверное, они повреждены», — думаю я. Но нет, ему нужны два мешка для трупов. Один для трупа, который лежит рядом с раненым в темно-зеленом армейском фургоне, а другой, очевидно, для еще одного.
Руслан и его коллега помогают аккуратно вытащить носилки с телом.
В тот день была пауза в артобстрелах — и было слышно пение птиц. Все дни, что я был там, были холодные, но этот — теплый, почти весенний.
Я стою поодаль и смотрю. Половины тела убитого солдата нет, его грудь и живот представляют собой месиво из крови и костей. В его машину попал снаряд российского танка. Собравшиеся вокруг медики безмолвно и бережно помещают его останки в толстый черный пластиковый мешок для трупов.
Прочная молния закрывается, и фургон уезжает в тыловой морг. В руке одного из уходящих солдат еще четыре аккуратно сложенных мешка для трупов.
Раны, с которыми имеет дело команда — ужасны, они показывают их мне на своих телефонах: мужчины с оторванными конечностями, кусочки плоти, свисающие с обнаженных костей, осколок кассетного боеприпаса, застрявший в животе. На одном из записанных ими видео они удаляют раненому ногу и кладут ее в черный мешок вместе со штаниной и ботинком.
Для Валерии самая страшная часть работы — это когда прибывает «конструктор». Это части тела солдат, которые нужно собрать вместе для захоронения.
«Когда ты пытался [спасти раненого] и у тебя не получилось, это одно, а когда ты уже ничего не можешь сделать, ты остро чувствуешь собственное бессилие. — говорит она. — Я думаю, это самое страшное, и не только для меня».
ЭТО ВИДЕО СОДЕРЖИТ ШОКИРУЮЩИЕ КАДРЫ
Острее всего у Валерии воспоминания о молодых раненых и убитых: «Когда стоит дата рождения 2003 год, ты понимаешь, что этому человеку 18 лет, что он мало что видел в жизни, может быть, даже еще не целовался, но уже видит смерть. Мне очень их жаль. Я очень хорошо помню лица, раны».
«Я помню этих ребят — они не падали духом, даже когда лежали перед нами без рук или ног. Они шутят… Невозможно не восхищаться силой их духа. Даже когда у них нет оружия в руках — в сердце у них такое мощное оружие».
На войне мужество становится чем-то естественным. В команде Руслана его в избытке, и он, по его словам, «дает слабину» только тогда, когда уезжает из дома и прощается с маленькими дочками.
«Я стараюсь уйти из дома побыстрее, потому что чем дольше я буду тянуть, тем больше они будут волноваться», — рассказывает он. «Поэтому я всегда говорю: «Слушайтесь маму, помогайте ей» и просто ухожу, буквально убегаю».
Вечером, после долгого тяжелого дня, Руслан рубит дрова и разжигает огонь. Остальные члены его команды — на смене или спят. Руслан часто ложится спать последним. Его жена, тоже врач, прислала ему фотографии двухъярусных кроватей, чтобы выбрал одну для их девочек.
Прежде чем уйти, я спрашиваю его, хочет ли он что-то еще сказать мне напоследок.
«Я могу сказать только одно, — говорит он. — Мир. Всегда нужен мир. Цивилизованное общество… и такое происходит? Ну, значит, недостаточно цивилизованное. Хотелось бы, чтобы мы быстрее это поняли. Все мы.»
Видео и фотографии Даррена Конуэя
