Один из 13 «змеенышей». История Виктора Левенштейна, которого хотели обвинить в покушении на Сталина

Инженеру Виктору Левенштейну 99 лет. В 1930-х у него арестовали родителей, и отец погиб в лагере, в 1940-х арестовали его самого — пытались обвинить в покушении на Сталина, но в итоге он отсидел пять лет за антисоветскую пропаганду. В 1980-м Левенштейн эмигрировал в США, в 1990-х узнал подробности своего дела и дела своего отца — и с тех пор поставил перед собой цель: говорить о сталинских репрессиях. Русская служба Би-би-си рассказывает его историю.

Игра в покушение

1 декабря 1934 года в Ленинграде прямо в Смольном застрелили члена политбюро ЦК ВКП(б) и фактического руководителя города Сергея Кирова. Считается, что его убийство стало сигналом к массовым репрессиям, которые прошли под руководством Иосифа Сталина.

На следующий день урок в пятом классе московской Образцовой школы №25 (там учились многие дети высокопоставленных родителей, включая Василия Сталина; сейчас это школа №1574) начался с того, что классная руководительница зачитала детям газетное сообщение о смерти Кирова.

Виктор Левенштейн, которому тогда было 12 лет, вспоминает, что сразу после урока один его одноклассник, Миша Червонный, крикнул своему другу Юре Муралову: «Я буду [убийцей Кирова Леонидом] Николаевым, а ты Кировым! Беги!» И достал металлическую рулетку, которая, раскручиваясь, могла пролететь 3-4 метра. К восторгу одноклассников рулетка ударила Юру Муралова прямо в спину.

Левенштейн говорит, что отец Миши — Григорий Сокольников, автор денежной реформы, остановившей невероятную гиперинфляцию 1920-х годов, был арестован в 1936 году за «троцкистскую деятельность». В 1939-м ему дали десять лет, и вскоре после этого его, по официальной версии, убили сокамерники. Отец Юры Муралова был заместителем наркома сельского хозяйства, а дядя — главой Московского военного округа. Обоих расстреляли в ходе репрессий, начатых убийством Кирова.

У Виктора Левенштейна сначала арестуют отца, потом мать, потом — его самого. Отца он больше никогда не увидит.

Веселые дни и страшные ночи

Семья Виктора Левенштейна к элите советского общества не относилась, а в образцовую школу он попал просто потому, что жил рядом. Его родители из Украины, переехали в Москву, когда отец, инженер Матвей Левенштейн, получил работу на строительстве московского метро.

Он вспоминает, что семья жила мирно и дружно в небольшой квартире в районе Триумфальной площади, которая тогда называлась площадью Маяковского.

«Я помню эти дни, когда мне было 14-15 лет, — рассказывает Левенштейн. — Днем мы жили нормальной жизнью и веселились, а по ночам боялись, вслушиваясь, к кому сегодня стучат в дверь. Я тогда ничего этого не понимал, только помню, что родители начали перебирать альбомы с фотографиями и вырезать оттуда лица. Это были лица тех их друзей, которых уже арестовали. Конечно, никому это не помогло, но так делали многие — и как-то жили».

За его отцом пришли 9 декабря 1937 года. Вскоре после ареста стало известно, что его обвинили в шпионаже в пользу США. Дело в том, что в 1920-е он работал с организацией Joint Distribution Committee (известной как «Джойнт») — благотворительной организацией европейских и американских евреев. Она доставляла еду, одежду и лекарства в сельские районы Украины, где тогда периодически начинался голод.

Позже к обвинению добавили «участие в контрреволюционной диверсионной и террористической организации на Метрострое». Известно, что Матвей Левенштейн в суде отказывался от всех своих показаний, потому что дал их на следствии под воздействием непрерывных, продолжавшихся неделями пыток.

24 декабря 1937 года арестовали и мать Виктора Левенштейна — Гитту. Она провела в Бутырской тюрьме 13 месяцев без предъявления обвинения, ее только один раз допросили.

15-летнему Левенштейну грозил спецприемник для детей врагов народа. Его спасла тетя, старшая сестра отца, доктор. Она забрала его к себе в украинский город Николаев.

Друзья, которые любили читать

В начале 1939 года, когда наркома госбезопасности Николая Ежова самого объявили «врагом народа» и его сменил Лаврентий Берия, из тюрем выпустили небольшое число людей. Среди освобожденных оказалась и Гитта Левенштейн. Ее отпустили и даже дали комнату неподалеку от Арбата.

Виктор Левенштейн вернулся к матери, смог закончить школу и, несмотря на поражающий в правах статус «сына врага народа», сумел поступить на физфак МГУ. «Я просто очень хорошо учился», — говорит он.

Короткое время он сумел прожить сравнительно беззаботно: продолжал хорошо учиться, в его жизни появились девушки и короткие романы, у него было много друзей.

Жили они с матерью бедно, она бралась за любую работу, тетя из Николаева присылала им деньги, а их отцу — посылки с едой. Они переправляли их в лагерь за Полярным кругом.

«Конечно, я не был таким уже сформировавшимся врагом Советской власти, — вспоминает Левенштейн. — Но у меня уже хватало знаний, чтобы понимать — это неправильная власть».

Плюс ко всему, говорит он, многие его друзья хоть и не говорили об этом вслух, но думали так же, как и он. Вся его компания очень много читала — Эриха Марию Ремарка, Эрнста Хемингуэя, Уильяма Фолкнера. Все они, вспоминает Левенштейн, считались критиками буржуазной действительности, поэтому в СССР их не просто издавали, но еще и очень хорошо переводили.

Позже к этому списку добавились Джон Стейнбек — в некоторых штатах США его «Гроздья гнева» запрещали вплоть до 1980-х годов как слишком натуралистическую коммунистическую пропаганду, а в СССР издали сразу после выхода в 1940-м году. Еще Виктор Левенштейн вспоминает английского писателя Ричарда Олдингтона. Его роман «Смерть героя» о «потерянном поколении» британцев времен Первой мировой войны считается одним из самых сильных антивоенных высказываний ХХ века.

Летом 1941 года Левенштейн закончил первый курс физфака — и началась Великая Отечественная война.

«Змееныши»

Левенштейн вспоминает, что буквально сразу же после объявления войны в университете состоялся митинг, его участники — да и он сам — рвались на фронт. Но вместо фронта студентов отправили копать оборонительные сооружения к западу от Москвы.

Он вернулся в октябре 1941-го и узнал, что его физфак вывезли в Ашхабад. В эти дни немцы стояли вплотную к Москве, шла эвакуация. Левенштейн доехал сначала до Куйбышева (сейчас это Самара), потом до Караганды, где жила его родственница. Туда же, в Караганду, эвакуировался Горный институт — и Виктора Левенштейна приняли туда на второй курс. В Караганде он жил до осени 1943 года, потом их курс вернулся обратно в столицу. Студентам дали броню от армии и задачу — восстанавливать угольные шахты Донбасса.

Их компания часто собиралась в квартире на Страстном бульваре. «Конечно, мы не были диссидентами, ничего такого не планировали. Но некоторые из нас прошли через фронт, эвакуацию. У многих были арестованы родители. Мы очень многое понимали», — рассказывает он.

Весной 1944 года участников компании начали арестовывать по одному. Виктора Левенштейна задержали в мае, а всего по делу — тринадцать человек.

Так началось «дело змеенышей», как называли его чекисты. И в случае его успешного расследования их бы ждало значительное повышение — они считали, что раскрыли покушение на Иосифа Сталина.

«Рыбонька моя»

«Я до сих пор этим живу, и это ужасно, — говорит Виктор Левенштейн. — Первые шесть дней меня держали в боксе. Это камера полтора метр на метр, никаких окон нет, лампочка горит круглые сутки. Каждую ночь — на допрос: будешь признаваться? Нет? Ну сиди, думай. Я сижу думаю, засыпаю, меня бьют по ногам, чтобы не спал. Утром отправляют обратно в камеру, а там даже нельзя лечь, ступенька внутри мешает. Плюс в глазок постоянно смотрит охрана: нельзя! Режим! Днем спать нельзя! И вот так шесть суток без сна».

Однажды мама пришла за третьеклассником Витей в школу и при одноклассниках назвала его «рыбонька моя». Само собой, на следующий день весь класс дразнил Левенштейна «рыбой», потом это даже стало его прозвищем. А теперь следователь говорил ему: «Виктор Левенштейн, подпольная кличка Рыбец».

Каждую новую ночь Левенштейну показывали признательные показания, подписанные его друзьями.

Как выяснилось позже, квартиру, где собирались молодые люди, прослушивал НКВД. И чекисты объединили между собой несколько разговоров.

В первом один из молодых людей рассказывал смешную, как всем тогда казалось, историю о том, что его младший брат с друзьями украл пулемет со свалки, где хранились сбитые немецкие самолеты — и играл с ним в войну по дворам и на дачах. Вслед за этим разговором другой участник компании рассказал, что шел по Арбату и встретил там кортеж автомобилей — и в одном из них ехал Сталин. И, наконец, один из друзей Виктора Левенштейна стал встречаться с девушкой, живущей на Арбате — и компания тоже это обсуждала.

Так следственные органы сделали вывод о том, что молодые люди ведут антисоветские разговоры и планируют покушение на Сталина, атаковав его кортеж из пулемета — из окна того самого дома на Арбате.

Это дело должно было развалиться, не начавшись. Войдя в комнату, следователи НКВД обнаружили, что ее окна выходят не на Арбат, а во внутренний двор дома. Никакое покушение оттуда совершить было невозможно.

Однако останавливать дело никто не собирался. После постоянного давления и пыток семь человек из тринадцати признались в том, что готовили покушение на Сталина. Оставшиеся, в том числе и Виктор Левенштейн, признались только в антисоветской пропаганде. Участникам «покушения» в марте 1945 года дали по десять лет тюрьмы, «антисоветчикам» — по пять лет. Трое человек из тринадцати погибнут в лагерях.

Инженер-механик

Осенью 1945 года над цехом в подмосковной колонии, где начал отбывать наказание Виктор Левенштейн, появился плакат: «Встретим 27-ю годовщину Великого Октября досрочным выполнением плана по изготовлению изделия номер один!» «Изделием номер один» были наручники — их делали в том цехе.

В 1946-м Левенштейна этапировали в «Ангренлаг» — огромный лагерь в Узбекистане. Ему очень помогли знания, которые он успел получить в двух своих институтах. США в рамках союзнической помощи прислали материалы для строительства электростанции. Недоучившийся инженер Левенштейн был одним из немногих зеков, кто понимал, как она устроена, кроме того, мог читать документацию на английском языке.

После электростанции он со своей бригадой таким же образом смонтировал и дизельную станцию.

Левенштейн говорит, что одно из главных его впечатлений от пяти лет в тюрьме — невозможность остаться одному. Толпы людей были везде и всегда: в камерах и бараках, в общих помещениях, на стройке, даже в туалетах.

Даже много лет спустя он будет ходить в гости, принимать гостей — но посреди вечера вставать из-за стола и уходить в другую комнату или на улицу. Чтобы хоть немного побыть в одиночестве.

Он отбыл свой пятилетний срок полностью, потом еще четыре года провел в ссылке в городе Экибастуз на северо-востоке Казахстана. Там он был механиком горных работ. «Прекрасная инженерная школа была», — говорит он.

Только в начале 1950-х он получил письмо о том, что его отец в 1942 году умер в лагере. По официальной версии, от сердечного приступа. Правдива эта версия или нет — уже никто и никогда не узнает.

Лазить по столбам и печь пирожки

В 1954 году Виктора Левенштейна реабилитировали — и он зажил нормальной жизнью советского человека. Встретил любовь всей своей жизни Дору — они проведут вместе 61 год. Сначала жили вместе с его мамой в 13-метровой комнате на Арбате, потом купили кооперативную квартиру, разменяли ее на квартиру побольше, купили автомобиль. Левенштейн защитил кандидатскую диссертацию и получал максимально возможный для инженера оклад. Жена стала известной в Москве преподавательницей игры на фортепиано.

Когда в 1970-х началась эмиграция из СССР, Левенштейны, несмотря на налаженную жизнь, стали думать об отъезде.

«Я мог бы простить власти то, что случилось со мной, но судьбу моего погибшего в лагерях отца я не мог им простить. Мне была ненавистна эта страна с ее тюрьмами и лагерями, — рассказывает Левенштейн. — Моя жена была согласна со мной. Маленькой девочкой она пережила два ареста ее отца. Мы понимали, что нам может быть трудно в новой стране, нам обоим было за пятьдесят, но мы были готовы на все. Я говорил, что могу работать электромонтером, лазить по столбам, чинить электричество, я этому научился в лагере. Моя жена говорила, что будет печь пирожки на продажу».

Их сын Матвей, названный в честь деда, поступил в архитектурный институт, начал встречаться с девушкой. Решение своих родителей эмигрировать он поначалу не принимал. Отец девушки был преподавателем в их вузе и дружил с начальником спецотдела — по сути, это представительство КГБ, такие в советские времена были в каждом высшем учебном заведении; в той или иной форме спецслужбы наблюдают за вузами и в современной России.

Начальник спецотдела сказал своему другу: «Слушай, ты попридержи свою дочку. Она встречается с Матвеем Левенштейном, а у них на кухне идут разговоры, которые лучше не разговаривать».

Девушка со смехом пересказала это Матвею Левенштейну, тот — родителям, а они только вздохнули: «Смотри, Матвей! Сейчас никого не сажают, другой климат, но личное дело на тебя уже заведено там».

В 1980-м они переехали в США.

Месть Сталину

В начале 1990-х годов успешный американский инженер, ведущий конструктор компании Jeffry Mining Machinery Виктор Левенштейн, и его жена, успешная преподавательница музыки, вышли из кинотеатра. Они посмотрели советско-американский фильм «Ближний круг» Андрея Кончаловского. Этот фильм рассказывает о репрессиях через историю главного героя: киномеханика, который работал на Иосифа Сталина.

Левенштейны вышли, сели в машину, обнялись и расплакались.

У актера Александра Збруева, сыгравшего Сталина, расстреляли отца, он и мать шесть лет провели в исправительном лагере в Ярославской области.

Позже Виктор Левенштейн увидел интервью с актером. В нем Збруев сказал: «Я Сталину отомстил, я сыграл его». «И действительно, у него получился совсем необычный Сталин — ехидный, сволочной, просто гад такой», — вспоминает Левенштейн.

С тех пор Виктор Левенштейн тоже начал мстить Сталину — по-своему. Он несколько раз был в Москве, и ему позволили переписать основные детали дела его отца и его собственного дела.

Он публиковался в американской эмигрантской прессе. Написал книги по-русски («За Бутырской каменной стеной» и «Под-над нарами табачный дым») и на английском (Thirteen Nasty Little Snakes. The Case of Stalin’s ‘Assassins’)

В один из визитов в Москву он встречался с представителями общества «Мемориал» (признан в России иностранным агентом, а затем ликвидирован) и несколько часов рассказывал им о себе, о тюрьме, о сокамерниках и порядках.

Уже в возрасте 94 лет Виктор Левенштейн рассказал свою историю на английском языке американской и канадской аудитории в программе The Moth — это общественная организация, которая учит людей рассказывать истории. Левенштейн закончил свой рассказ словами: «Я выжил», и такой эмоциональной реакции — от слез до аплодисментов сотен человек — он еще никогда в своей жизни не видел.

Два писателя

В самом начале своего срока Виктор Левенштейн с приятелями сидели в камере Бутырской тюрьмы, там было человек двести, в том числе несколько ребят, которые проходили с ним по одному делу. Они решили: а давайте сочиним песню. Один из парней, Володя Сулимов, напел мелодию, все остальные наложили на нее слова и несколько раз громко спели.

Через несколько лет после эмиграции Левенштейн читал «Архипелаг ГУЛАГ» и с изумлением обнаружил там куплеты из их песни, которую «московские студенты пели своими неокрепшими голосами». «Оказывается, Солженицын сидел где-то рядом с нами, а я совершенно его не помню», — говорил Левенштейн.

Еще больше он изумился, когда увидел портрет писателя: он узнал его, они вместе были в казахском Экибастузе, как минимум несколько раз пересекались.

Левенштейн и Солженицын все же встретились в Москве весной 2004 года, встречу помогла организовать жена писателя Наталья.

В итоге «два писателя» (так потом иронизировала Дора Левенштейн) пили чай с пирогами, вспоминали события в каторжном Экибастузе и выяснили историю песни, которую Солженицын процитировал в «Архипелаге ГУЛАГ». Как выяснилось, он слышал песню через три месяца после того, как приятелей этапировали из Бутырки в разные лагеря. То есть, она осталась жить — как они об этом и мечтали. Солженицын запомнил и спустя годы процитировал три куплета из пяти.

Судьба «змеенышей»

Дора Левенштейн в 2019 году умерла, Виктор остался один. Он открыл для себя «Фейсбук» — и регулярно на русском и английском языках пишет истории из своей жизни, рассказывает о своих друзьях и приятелях, в том числе тех, кто проходил по его делу.

Автор музыки к той тюремной песне Володя Сулимов был его близким другом. В 1941-м он ушел на фронт, был ранен и незадолго до тюрьмы вылечился и демобилизовался. Он умер в лагере, причина неизвестна.

Еще один близкий друг из «дела змеенышей» Александр Гуревич жил в Москве и говорил, что ему лень эмигрировать — достаточно лежать на диване и слушать «Би-би-си» с «Голосом Америки». В 1989-м он все же уехал в Израиль и скоропостижно скончался через десять дней после этого.

Валерий Фрид и Юлий Дунский к моменту ареста вместе учились во ВГИКе. После освобождения они стали известными сценаристами, причем сценарий советской производственной драмы «Случай на шахте номер восемь» они написали еще в тюрьме.

Фрид и Дунский так и проработали всю жизнь вместе, по их сценариям сняты культовые советские фильмы «Служили два товарища», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», «Экипаж», «Сказка странствий». Их и похоронили рядом, на Донском кладбище в Москве.

Марк Коган мечтал стать адвокатом, однако этот статус получил только в 1975 году — отчасти из-за прошлого, отчасти из-за жесткого характера. Его автобиография так и называется — «Записки строптивого адвоката».

Нина Ермакова, из чьей комнаты на Арбате якобы готовилось покушение на Сталина, вышла замуж за ученого и будущего Нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга. Причем, Гинзбурга за роман с ней — ссыльной, политически неблагонадежной — отстраняли от работы над созданием водородной бомбы.

Еще один «змееныш» Алексей Сухов умер в тюрьме в 1947 году. Юрий Михайлов отсидел восемь лет из десяти, вернулся домой психически нездоровым и практически сразу скончался.

Елена Бубнова была дочерью наркома просвещения СССР Андрея Бубнова, его расстреляли в 1938-м. После смерти Сталина она вернулась в Москву и пришла к члену политбюро компартии Клименту Ворошилову, который знал ее с детства и симпатизировал ее отцу. Ворошилов и способствовал тому, чтобы всю группу молодых людей быстро реабилитировали.

Практически ни с кем из них Виктор Левенштейн так и не сумел толком поговорить о прошлом. Они просто хотели вычеркнуть все произошедшее из памяти и не возвращаться к этому.

Главного следователя по их делу, начальника следственной части по особо важным делам НКВД СССР Льва Влодзимирского расстреляли в 1953 году в рамках дела Лаврентия Берии.

* * *

Виктор Левенштейн говорит, что сейчас он переписал бы свои изданные в 2000-е годы книги, да и в «Фейсбуке» он пишет свои истории уже под другим углом.

«Я себя очень сильно в этих книгах винил. Почему я оказался слабым? Почему уступил, почему не боролся? Вот были люди, которые боролись, — говорит Виктор Левенштейн. — Я не виню себя больше. Не я виноват в том, что случилось, это власть виновата в том, что сделала с нами. И мне важно объяснить эту кухню, объяснить, кто и как надавил на хороших ребят, чтобы они пошли на поводу у негодяев, признались в том, чего не совершали. Вот это важно, и об этом я рассказываю. Пусть каждый мой пост сто раз прочитают, двадцать раз перепостят — пусть это будет моей местью тем временам и всем тем негодяям — и уроком тем, кто живет во временах нынешних».

BBC News Русская служба

Вам также может понравиться

Ещё статьи из рубрики => Новости BBC