fb image 160 Новости BBC Любовь Соболь, москва

«Нет, камера будет стоять!» Как первое заседание по делу Любови Соболь превратилось в скандал

 

Reuters
Любовь Соболь прибыла в суд в сопровождении судебных приставов, поскольку находится под домашним арестом по «санитарному делу»

В Перовском суде Москвы стартовал процесс по «квартирному делу» Любови Соболь — ее обвиняют в проникновении в жилье семьи Константина Кудрявцева, фигуранта расследования об отравлении Алексея Навального. Слушания начались со скандала — Соболь после долгих препирательств удалили из суда до конца прений из-за отказа выключить камеру. После этого суд допросил жену и тещу Кудрявцева, которые заявили о физическом и моральном вреде от действий подсудимой.

Мировая судья судебного участка №276 Инна Шилободина еще в начале марта должна была начать процесс по делу юриста Фонда борьбы с коррупцией (ФБК, признан в России организацией, выполняющей функции иностранного агента). Однако из-за ошибок в постановлении о начале судебного разбирательства слушания отложили на несколько недель.

Соболь обвиняют по части 2 статьи 139 УК РФ (нарушение неприкосновенности жилища, совершенное с применением насилия или с угрозой его применения). Дело завели в декабре. Это произошло после того, как сотрудница ФБК попыталась встретиться с Константином Кудрявцевым — предположительно, сотрудником ФСБ, о котором Навальный рассказал в расследовании о своем отравлении.

Пообщаться Соболь удалось лишь с тещей Кудрявцева Галиной Субботиной, которой, по версии следствия, она причинила физический вред. Всего потерпевших по делу трое — помимо Субботиной это жена Кудрявцева Ирина и их сын-школьник.

Воспользовалась «доверчивостью» доставщика пиццы

В самом начале заседания в Перовском суде Москвы Соболь достала из сумки небольшую камеру на треноге и поставила ее на стол. Судья Шилободина обратила внимание, что на съемку нужно ее разрешение, но после занялась запросами прессы — на заседание пустили только пишущих журналистов.

Затем прокурор Константин Головизнин зачитал обвинительное заключение. Как считает обвинение, Соболь спланировала преступления для «популяризации своей личности» и привлечения внимания к своим «публичным ресурсам», куда она собиралась выложить видео из квартиры Кудрявцева.

Для этого, сообщил прокурор, Соболь утром 21 декабря приехала к дому на Суздальской улице. Там она несколько раз неудачно попыталась проникнуть в тамбур, объединяющий квартиры 37 и 38. Обе они принадлежат семье Кудрявцевых-Субботиных.

«Не желая отказываться от преступных намерений», Соболь якобы «ожидала удобного момента» и воспользовалась «доверчивостью» доставщика пиццы, который вез заказ потерпевшим: соратница Навального притворилась матерью, которую не пускают к ребенку.

Затем пытавшаяся попасть в квартиру Соболь, «обладая превосходящей силой» и воспользовавшись «беспомощностью» Субботиной, схватила женщину за руку и оттолкнула ее. На предплечье потерпевшей из-за этого образовалась отечность — обвинение расценило это как «объективные изменения» и «физический вред» без «причинения вреда здоровью».

«Нет, камера будет стоять!»

Когда обвинитель закончил, одна из сотрудниц суда напомнила Шилободиной, что у Соболь на столе по-прежнему стоит камера GoPro. Судья попросила у подсудимой не вести запись.

— На каком основании вы запрещаете мне проводить видеозапись? Камера передает коронавирус? — поинтересовалась Соболь.

Она напомнила, что Конституция России гарантирует гласность судебного процесса, и выразила недоумение по поводу того, что желавших снимать журналистов на заседание не допустили.

Шилободина сделала Соболь замечание и попросила остановить съемку — как выяснилось потом, повторить эту просьбу судье в течение дня пришлось десятки раз. Между ней и юристом ФБК несколько раз повторялся один и тот же диалог:

— Съемку можно вести только с решение председательствующего. Выключите камеру!

— Ну так дайте мне это разрешение!

Судья объясняла Соболь, что та имеет право вести аудио- и письменные записи, но та, перебивая Шилободину, настаивала на видеосъемке:

— Я не считаю, что Конституцию можно обнулять, игнорировать, засунуть под сукно… Съемка — это мое право… Я не просила устраивать этот процесс — и простите, что вам это неудобно.

Шилободина, несколько раз повторив просьбу, попросила приставов «навести порядок». Те нависли над Соболь и попросили убрать камеру.

— Во-первых, представьтесь, — ответила та.

— Даю вам две минуты, если не выключите камеру, будете удалены с заседания, — предупредил пристав.

— Это не вы решаете, кого удалять с заседания, — парировала Соболь.

Судья объявила перерыв. И это был только первый перерыв.

Вернувшись в зал, журналисты обнаружили, что Соболь продолжает держать пищащую камеру в руках.

— Любовь Эдуардовна, что вы делаете? — спокойно спросила Шилободина

— Жду начала судебного заседания, — также спокойно ответила Соболь

— Камера выключена?

— В настоящий момент — да!

Судья попыталась настоять, чтобы Соболь положила выключенную камеру на бок.

— Нет, камера будет стоять! — ответила Соболь. — Где у нас написано в Конституции, что камера должна лежать? Вы с кем уходили совещаться?

Юрист ФБК уведомила судью, что в дальнейшем все-таки собирается вести видеозапись, а потом и вовсе сообщила, что камера вновь включена.

Спор о гласности судебного разбирательства и праве председательствующего повторился еще несколько раз.

— Ваше решение немотивированно. Объясните, почему мне запрещено снимать? — настаивала Соболь, а раздраженная судья сделала ей новое замечание, вновь объявив перерыв для «наведения порядка».

«А если скажете раздеться догола?»

Когда пауза закончилась, Соболь — все еще с камерой в руках — заявила судье ходатайство о разрешении съемки. «Существует такая практика, даже в московских судах», — прокомментировал ее просьбу адвокат Владимир Воронин, который до этого в происходящее не вмешивался.

Потерпевшие выступили «категорически против». Субботина предположила, что в заседании могут показать видео из дела, предположительно снятое на месте событий самой Соболь.

— Могут демонстрироваться материалы из нашей частной жизни, — объяснила женщина. — Обстановка в квартире, я в домашней одежде, с растерянными глазами — мне бы не хотелось, чтобы это было достоянием общественности.

Ее поддержал и прокурор. Судья Шилободина ходатайство отклонила.

«Вам понятно решение?» — с надеждой спросила она у Соболь. Та ответила, что решение понятно. Однако снова отказалась убрать со стола камеру, сославшись на то, что не понимает, как съемка нарушит «семейную тайну» Субботиных-Кудрявцевых.

«Ваш отказ незаконен и необоснован», — объявила Соболь.

Тут не выдержал прокурор Головизнин — он попросил составить на Соболь административный протокол по части 1 статьи 17.3 КоАП РФ (неисполнение законного распоряжения судьи о прекращении действий, до 15 суток ареста).

Заседание вновь прервалось.

Через час пристав спросил томящихся в коридоре журналистов, не желает ли кто-то из них выступить понятым. Когда все отказались, в зал завели немолодого мужчину — в этот момент стоящие у двери репортеры обратили внимание на запах алкоголя. «У вас, возможно, пьяный человек в зале», — обратился к приставу один из журналистов. «Точно не понятой. Он водитель!» — ответил тот.

Когда слушателей запустили в зал, в руках Соболь все еще была камера.

— Я так понимаю, вы продолжаете видеосъемку, — обреченно сказала судья.

— Вы правильно понимаете, — ответила Соболь. — За четыре часа я не услышала ни одного аргумента о том, что сейчас видеосъемку нельзя осуществлять.

В зале повисла пауза.

Соболь объяснила, что съемка может понадобиться ей для подготовки к следующим заседаниям и что отказ в проведении нарушает ее права. Шилободина в ответ тихо предупредила, что если Соболь продолжит не выполнять ее требования, то будет удалена из зала. И потом напомнила об этом еще несколько раз.

— А я напоминаю, что нужно соблюдать закон! — продолжала гнуть свою линию соратница Навального.

— Вы будете продолжать игнорировать требования председательствующего?

— Председательствующий тоже ограничен рамками закона. А если вы мне скажете раздеться догола? Это так не работает. Есть Конституция. И я, и все в зале должны ее соблюдать.

Тогда прокурор снова повторно привлечь Соболь по административной статье о неподчинении суду (к концу дня был составлен лишь один из двух таких протоколов).

Суд объявил уже четвертый перерыв.

По его окончании подсудимая по-прежнему сжимала в руках камеру на треноге. После нового обсуждения Уголовно-процессуального кодекса и Конституции России (и четвертого замечания) судья все-таки удалила Соболь из зала до окончания прений.

На прощание Соболь заявила, что отказывается от своего адвоката Воронина.

«Вежливо говоря, дама была не в себе»

После того, как Соболь покинула зал, адвокат Воронин попытался убедить судью перенести заседание, чтобы его подсудимая подготовила письменный отказ. Шилободина делать это отказалась — сославшись на то, что в деле нет письменного отказа Соболь от адвоката.

После этого, процесс начался — с допроса 61-летней Субботиной. Теща Кудрявцева рассказала суду, что квартиру 38 в доме на Суздальской улице ее родители получили еще в советское время — там семья жила 30 лет. А соседнюю квартиру 37 зять Субботиной купил осенью — родственники давно мечтали о расширении. Денег на нее не хватало, для покупки пришлось брать кредит.

Обе квартиры находятся в одном тамбуре, которую от лестницы отделяет железная дверь. На ключ живущие внутри закрывали только ее, а квартирные двери держали открытыми.

Предполагалось, что жить в квартире 37-й будет Субботина, но сначала там решили сделать ремонт. Женщина даже заключила с зятем договор безвозмездного найма — на такие формальности она пошла, потому что «без бумажки ты букашка», а с документом ей якобы было спокойнее.

Ремонт прервала пандемия, коронавирусом заразилась вся семья — сначала Кудрявцев, потом его родственники. Вскоре после конца карантина к ним и пришла Соболь.

Как вспоминала в суде Кудрявцева, 21 декабря первые звонки в квартире раздались еще в половину девятого утра. «Я посмотрела в глазок, испугалась, потому что он был заклеен, как в плохом сериале, жвачкой», — рассказала женщина. Несмотря на резинку, ей удалось рассмотреть несколько пар ног.

«Был шум, испуг, я не хотела слушать, ушла в квартиру. Они долго продолжали звонить, мы даже тональность звонка изменили, убавили громкость», — продолжила она.

Посовещавшись, Субботина и ее дочь Ирина решили не вызывать полицию. Вместо этого они заказали пиццу и стали ждать курьера.

Но, по словам Субботиной, около полудня, еще до приезда курьера, в домофон снова позвонили. На звонок ответила дочь Ирина — ей послышалось, что с визитом пришли «сотрудники Роспотребнадзора». Но обычно санитарная служба предупреждала о визитах, поэтому, помня об утренних звонках, дверь поднявшимся посетителям открывать не стали.

Вскоре после к дому подъехал курьер. «Я посмотрела в глазок, сказала дочери, что это доставщик пиццы, она мне передала нужную сумму. Кроме доставщика я в глазке никого не видела. Когда я дверь открыла, я увидела незнакомую женщину, которая позже была представлена в процессе опознания как Любовь Соболь», — сообщила суду Субботина.

Соболь, по словам тещи Кудрявцева, не поздоровалась и начала задавать один и тот же вопрос: «Можно ли мне поговорить с Константином?» «Но поскольку женщина была мне незнакома, я, естественно, сказала, что не знаю, о ком идет речь», — объяснила потерпевшая.

«Когда я хотела выйти на клетку к доставщику пиццы, госпожа Соболь преградила мне дорогу… Я не стала обращать внимание, она твердила, что хочет поговорить с Константином. Я брала пиццу, отдавала деньги. Когда я собиралась войти к себе в тамбур, она очень близко приблизилась. Она меня схватила за левую руку, оттолкнула. Было больно, я очень испугалась», — рассказала она.

По словам Субботиной, из-за контакта пиццы в коробках съехали на бок, и курьер даже попросил ее быть осторожнее, чтобы еда не потеряла форму.

Субботина с пиццей в одной руке, и водой в другой продолжала стоять на лестничной площадке, а Соболь, по ее словам, продолжала спрашивать о Константине. «Мне показалось, что голос ее изменился, стал более истеричным, — пояснила потерпевшая. — Я подумала: мне, наверное, будет конец. Вежливо говоря, дама была не в себе».

Тогда Субботина сказала Соболь: «Ну, поговорите». Однако, по ее словам, на самом деле она просто хотела, чтобы от нее «отстали»: «Если хватают, толкают — наверное, будет плохо. Я действительно испугалась».

После этого Соболь все-таки зашла в квартиру 37. «Открыла ванную, с интересом взглянула в туалет, — продолжила Субботина. — Мне казалось, что она на кухню заглянула, но потом я посмотрела видео, но там ее не было. Прошла в большую комнату и тут же удалилась. Все».

Субботина пояснила, что ее зятя Кудрявцева не было ни в квартире 37, куда вошла в Соболь, ни в квартире 38. По ее словам, он был в командировке. При этом в ноябре того года у него сильно испортились отношения с женой Ириной: «Дело шло к разводу».

Любовь Соболь покидает здание Перовского суда Москвы

BBC
Любовь Соболь покидает здание Перовского суда Москвы

«Я даже кушать не могла, такой большой был вред моральный»

После ухода Соболь женщины «поохали», «продышались» — Субботина даже дважды покурила «на эмоциях» — и вызвали полицию.

Ближе к вечеру Субботина спустилась во двор — там еще стояла машина каршеринга, на которой приехала юрист ФБК и ее сотрудница.

Они «ржали», было очень обидно, заявила суду Субботина. Соболь она сразу узнала: «Есть еще в ней какая-то натура, прищур соболиный. Она яркая женщина — кому-то нравится, кому-то нет».

Адвокат Соболь во время допроса спрашивал тещу Кудрявцева, почему она не вызывала скорую помощь. Субботина ответила, что, по ее мнению, насилие — это «когда череп проломили, руку сломали». Боль, которую якобы причинила ей Соболь, когда «цапнула за руку», женщина описала так: «Я сознание не теряла, но было больно».

«У меня не было ни подтеков, ни синяков. И я подумала: с чем я пойду в травмпункт? — пояснила она. — Но рука продолжала болеть, немели два пальца».

30 декабря она все-таки съездила в травмпункт, где ей выписали таблетки.

Адвокат Воронин обратил внимание, что в первых показаниях Субботина не говорил ни о моральном, ни о физическом вреде, и попросил зачитать ее декабрьские объяснения. «Объяснения — это просто опрос, они не являются доказательствами», — возразил прокурор. Судья встала на его сторону.

О моральном вреде Субботина говорила охотнее. Она рассказала, что изначально семья планировала перевезти в квартиру пожилую бабушку. «С этой всей катавасией она не дожила, мы в конце января ее похоронили. Если бы не было проникновений, хватаний… Я считаю, что один из пунктов [морального вреда]», — сообщила она суду.

Как большое потрясение она восприняла и утренние звонки, и происходящее вечером, когда во дворе была полиция. «Я даже кушать не могла, такой большой был вред моральный, — подвела итог Субботина. — Начиная с восьми утра — вред, вред, вред, вред».

«Крови и синяков не было, но боль присутствовала»

После Субботиной в суде выступила жена Кудрявцева Ирина. На вопрос о том, проживает ли ее муж в квартирах 37-38, она ответила — проживал. Выяснилось, что еще до 20 декабря муж собрал вещи и уехал — в длительную командировку.

«У нас сложные отношения, мы находимся в стадии развода и общение не поддерживаем», — сказала Кудрявцева об отношениях с мужем. Инцидент с Соболь она с ним ни разу не обсуждала.

Утром 21 декабря в дверь начали звонить, подтвердила Кудрявцева, но открывать дверь они с матерью не стали. Потом женщины заказали пиццу.

«Через полчаса позвонили в домофон, сказали, я так поняла, «Роспотребнадзор», — рассказала потерпевшая. Потом перед тамбурной дверью появились люди, «одетые в белые костюмы, очки, маски». Но открывать им Кудрявцева не стала, учитывая утренние обстоятельства.

Саму Соболь Кудрявцева не видела — лишь слышала перепалку на лестничной клетке. Выходить она не стала: «Все произошло так быстро… Пока я собиралась с мыслями, мама уже говорила Соболь идти «на выход».

«Состояние у нее было паническое, страх присутствовал, — описывала Кудрявцева состояние матери. — Она испугалась, очень эмоционально рассказывала о произошедших событиях. Она жаловалась на боль в руке. Крови и синяков не было, но боль присутствовала».

По мнению потерпевшей, ей был причинен моральный ущерб: «Это стресс и нервы, связанные с этим днем, это ребенок, который находился… Это проникновение в мое жилище без разрешения. Безобразие, которое творилось вечером внизу. Много народу стояло, полиция».

Несовершеннолетний сын Кудрявцевых «слышал утренние звонки, был обеспокоен». «Он был крайне удивлен, спрашивал, почему так долго звонят в дверь. Я не нашла ничего умнее, чем сказать, что кто-то балуется», — рассказала жена Кудрявцева. Но во время перепалки с Соболь мальчик дистанционно занимался в школе.

На суде позже зачитали и показания самого ребенка: в них он заявил, что считает «неправильным», что к ним в квартиру ворвалась незнакомая женщина, а утренние звонки показались ему «странными и неприятными».

И у Кудрявцевой, и у Субботиной адвокат Воронин спрашивал, в каком статусе и каких квартирах проживали родственники. Выяснилось, что все члены семьи — плюс брат и отец Кудрявцевой — прописаны в 38 квартире. В 37-й, по договору найму, могли прожить Субботина и третьи лица, но о термине «проживание» в суде долго спорили.

— Ну пищу там кто-нибудь принимал, например? — пытался уточнить Воронин.

— Один день мама попробовала пожить. Тогда мы решили сделать ремонт. Пищу никто не принимал, — ответила Кудрявцева.

А Субботина подтвердила, что ночевала в квартире лишь однажды, а потом ей стало «неуютно». И все-таки члены семьи настаивали, что считают обе квартиры — и даже тамбур — единым пространством.

После допроса в суде жена Кудрявцева не стала отвечать на вопрос, слышала ли она о расследовании Навального и о том, какую роль играет ее муж в этом расследовании.

«Вы по мне соскучились»

После потерпевших в суде планировали допросить непосредственного свидетеля случившегося — доставщика пиццы Владислава Никифорова. Но оказалось, что из-за задержек в суде он не дождался своей очереди и решил уехать. Прокурора Головизнина это возмутило — отчитывать курьера по телефону он начал прямо в зале заседания.

После того, как прокурор потребовал у Никифорова немедленно вернуться, он пожаловался Воронину: «Нагнали столько полиции, столько приставов — а за одним человеком не могут уследить». Оба при этом сошлись на том, что такая ловкость — это хорошее качество для курьера.

В ожидании Никифорова в суде допросили участкового Петра Тюлякова и еще одного сотрудника полиции, которые работали на месте событий в тот день. Ничего существенно нового суду они не рассказали.

Неожиданно после нового перерыва в зал суда завели саму Соболь. Она громко рассказала адвокату (общаться с журналистами ей нельзя), что после удаления долго сидела в машине приставов, а потом, погуляв по дворе, была приглашена назад по неясной причине.

— Вы готовы участвовать в судебном заседании? — спросила вернувшаяся в зал Шилободина.

— Вы по мне соскучились, — пошутила Соболь.

— На вопрос ответьте.

— Я, в принципе, готова, — сказала Соболь. И под смешки журналистов достала из сумки камеру на треноге.

После этого юрист ФБК смогла передать судье Шилободиной письменное заявление об отказе от адвоката. Судья объявила о переносе заседания на неделю.

После на улице Воронин рассказал журналистам, что Соболь отказалась от его услуг, потому что не хотела, чтобы ее представитель участвовал в «этом цирке».

При этом адвокат признался, что не понимает, на каком основании и в каком статусе удаленную с процесса подсудимую вернули в зал и дали ей заявить ходатайство.

Адвокат Воронин добавил, что разобраться с «Санта-Барбарой», как он выразился, придется уже на следующему заседанию суда, которое должно начаться утром 12 апреля.

BBC News Русская служба

Вам также может понравиться

Ещё статьи из рубрики => Новости BBC