«Неверно понял интересы общества». Как нижегородского журналиста приговорили за «фейк» о пандемии

Житель Нижнего Новгорода Александр Пичугин стал первым журналистом, осужденным в России по статье о распространении фейков. Это произошло после того, как Пичугин в своем телеграм-канале отреагировал на массовые посещения церкви в эпидемию коронавируса. В декабре Пичугина (единственного в списке россиянина) включили в топ-10 журналистов, подвергшихся самым вопиющим в мире нарушениям свободы прессы в связи с пандемией. Би-би-си рассказывает историю его дела.

«Похоже, мне выпала великая честь стать первым в Нижегородской области фигурантом дела о распространении фейков о коронавирусе», — сообщил 17 апреля 2020 года в своем телеграм-канале главный редактор издания «Репортер НН» Александр Пичугин. О предъявлении обвинений журналист узнал накануне вечером, когда «стоял на коленях в собственном доме и чувствовал удушающий прием на шее и наручники на руках».

Сейчас Пичугин находится под подпиской о невыезде и ждет рассмотрения своей апелляционной жалобы на приговор суда, который признал его виновным в распространении «заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан».

Статья 207.1 за такое преступление появилась в российском Уголовном кодексе 1 апреля 2020 года — в разгар первой волны пандемии. Она предусматривает до трех лет ограничения свободы, но Пичугину повезло: суд лишь оштрафовал его — на 300 тысяч рублей.

«12 апреля я написал достаточно злой пост в своем анонимном телеграм-канале «Сорокин хвост», — рассказал Би-би-си Пичугин. — Меня возмутило, как демонстративно нарушались антиковидные правила со стороны Русской православной церкви в Вербное воскресенье — уже потом стало известно, что это привело к массовому заражению в Дивеево».

25 апреля — спустя две недели после массового паломничества — Серафимо-Дивеевский монастырь был закрыт на карантин: коронавирус был выявлен у 76 его обитателей. Это более трети от всех заболевших на тот момент жителей Нижегородской области.

На суде Пичугин объяснял, что написал свой пост после zoom-конференции губернатора Глеба Никитина: «Он очень растерянным голосом просил помощи у блогеров: найти креативный подход и особые слова, чтобы убедить людей сидеть дома и соблюдать режим самоизоляции».

Публичные мероприятия в области в тот момент были запрещены, но специальное предписание епархии о запрете богослужений еще не появилось. Роспотребнадзор издал его через день после публикации Пичугина. «Если бы это произошло раньше, не было бы ни поста, ни уголовного дела», — говорит он.

В посте журналиста говорилось о «спланированной акции» по инфицированию населения адептами некоей организации, якобы «известной ФСБ». Автор предупреждал, что через неделю «акция» повторится более масштабно. Даты «акций», по его замыслу, однозначно указывали на Вербное воскресенье и Пасху.

Написать напрямую, что «церковные руководители занимают антигосударственную позицию», журналист, по его словам, опасался. Вместо этого Пичугин, согласно его показаниям, опубликовал сообщение в стиле «тоталитарного объявления» в духе Оруэлла — «квестового формата в публицистическо-саркастическом жанре».

«На следующий день после публикации спорного текста мне позвонил сотрудник нижегородского УФСБ Павел Плесков, который курирует прессу. Он сказал, что текст подпадает под статью о фейк-ньюс и просил его удалить», — рассказывает Пичугин (его рассказ, как следует из текста приговора, совпадает с показаниями, которые он дал в суде).

Телеграм-каналы и раньше очень интересовали ФСБ, говорит Пичугин: «Плесков иногда спрашивал, не знаю ли я, кто ведет тот или иной телеграм-канал и даже не хочу ли сам завести канал, для которого они могли бы подкидывать информацию. Я отвечал уклончиво — приходилось балансировать, чтобы сохранить мое информационное интернет-издание «Репортер НН», за которым Плесков тоже внимательно следил».

По словам журналиста, он не скрывал, что является автором «Сорокиного хвоста», «поскольку на канале не было вольнодумных мыслей».

«Но от этого поста стал открещиваться — сказал, что канал ведут уже другие люди, и я с ними поговорю. Но он вдруг перезвонил и сказал: «Не удаляй пока, пожалуйста, пусть еще немного повисит». Я понял, что в ФСБ нашли повод для отчетности. Сказал, что уже договорился с авторами и сразу удалил. Пост провисел на канале сутки. Прочитали его около 700 человек, чуть больше половины от числа подписчиков».

Через три дня поздно вечером домой к журналисту приехали девять человек в камуфляже, в том числе Плесков. Они предъявили постановление о возбуждении дела по ст. 207. 1 УК РФ, которая за две недели до этого вступила в силу.

«Моя попытка взять в руки телефон и позвонить адвокату вызвала неадекватную реакцию — меня тут же поставили на колени, заломили руки, надели наручники, при этом все снимали на видео. Было ощущение какой-то голливудщины. Дома были пятилетний сын и жена на девятом месяце беременности. Провели обыск, изъяли смартфон и ноутбук и убедились, что я — администратор канала «Сорокин хвост».

Около часа ночи Пичугина привезли на допрос. Сопровождавшие вели себя миролюбиво, говорит он. Видеооператор УФСБ, узнав, что пост был про отказ РПЦ закрыть храмы, намекнул, что лучше об этой организации даже не упоминать, если не нужны проблемы. Пичугин объяснил на допросе, что откликнулся на призыв губернатора к блогерам о воздействии на сограждан. Эти показания, по его словам, встревожили Плескова: «Он как-то засуетился, сказал: «А может не стоит губернатора упоминать?».

«Через два часа Плесков сам отвез меня на машине домой, пытаясь по дороге вести задушевные разговоры: «Часто вот так по ночам езжу, работа такая», «Мы защитники Родины, и не надо нас вводить в заблуждение».

Согласно материалам дела, в УФСБ в связи с постом Пичугина провели оперативно-розыскные мероприятия и пришли к выводу, что «информации о спланированной акции по инфицированию населения смертельно опасной болезнью на территории Нижегородской области не имеется».

Установить организацию, о которой идет речь в его сообщении, спецслужбы тоже не смогли.

Павел Плесков сказал Би-би-си, что не уполномочен давать комментарии по этому делу. Би-би-си направила в нижегородское УФСБ письменный запрос.

Президиум Верховного суда (ВС) еще в апреле разъяснил, что применять новую уголовную статью за фейк-ньюс можно только в случае умышленного распространения ложной информации под видом достоверной.

Адвокат Центра защиты прав СМИ Тумас Мисакян в суде настаивал, что слова в саркастическом тексте надо понимать в переносном смысле (организация — РПЦ, «адепты», спланированная акция — богослужение), а канал с ироничным названием «Сорокин хвост» нельзя считать каналом новостей.

«Когда автомобиль проносится на красный свет, водители, увидев такое, говорят: поехал камикадзе. При этом все понимают, что речь идет не о японском летчике-смертнике периода Второй мировой войны», — привел пример защитник. Пичугин своим постом «отчаянно пытался исправить ту опасную ситуацию, которая складывалась в начале пандемии весной этого года», считает адвокат.

Представитель Роспотребнадзора подтвердила в суде, что «вспышек паники у населения» в период публикации поста Пичугина «не отмечалось». Назначенные судом эксперты минюста объясняли, что пост создан в форме «развернутой метафоры».

Но суд обвинил Пичугина в том, что он распространил фейк не только о действиях неизвестной организации, но и указал на «сопричастность правоохранительных органов» к описанным в посте событиям.

В приговоре говорится, что Пичугин действовал не из преступных побуждений, а из «неверно понимаемых общественных интересов». Как профессиональный журналист, он «не мог не осознавать возможность общественно опасных последствий» своего поста, решил судья.

«На суде я прямо спрашивал эксперта: ответственен ли автор за то, что его неправильно поняли? Эксперт ответила: «Конечно, нет — у нас Достоевского-то не все понимают», — говорит журналист.

Каким образом текст, удаленный на следующий день после публикации, угрожал общественному порядку или здоровью людей, в приговоре не указано, отметил в апелляционной жалобе адвокат Мисакян.

Европейский суд по правам человека неоднократно в своих постановлениях заявлял, что Европейская конвенция защищает не только содержание, но и форму высказывания журналистов по общественно-значимым вопросам, при этом они имеют право «прибегать к преувеличению и даже провокации».

«Метафору или фельетоны невозможно подвергать фактчекингу — это фундаментальная проблема борьбы с фейк-ньюс, — говорит глава Центра защиты прав СМИ Галина Арапова. — Нельзя все, что не нравится, загонять в формат «недостоверного факта» и использовать как инструмент для уголовного преследования».

По данным Араповой, это пока единственное дошедшее до суда уголовное дело о фейк-ньюс в отношении журналиста (хотя приговоры по той же статье выносились в отношении пользователей соцсетей в Москве и других регионах). Международная медиа-коалиция One Free Press включила Пичугина в топ-10 журналистов, подвергающихся самым вопиющим в мире нарушениям свободы прессы в связи с пандемией коронавируса.

В июне этого года правозащитная организация «Международная Агора» опубликовала доклад «Эпидемия фейков: борьба с коронавирусом как угроза свободе слова». В нем говорится, что только за первые два месяца после вступления в силу статьи 207.1 УК РФ в 24 регионах России было зафиксировано 42 случая уголовного преследования граждан за фейки.

«Чем было ближе к приговору, тем больше возникало ощущение, что мое дело — часть общей атмосферы духоты, которая сгущается над Нижегородской областью, — рассказал Би-би-си Александр Пичугин. — Сначала я еще мог предположить, что это чья-то неразумная инициатива, как говорится, «товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка» (цитата из выступления наркома НКВД Ежова на процессе по его делу — Би-би-си). Но моему тогдашнему адвокату его бывшие коллеги из Центра «Э» (подразделение полиции по борьбе с экстремизмом — Би-би-си) указали и на мой пост в «Фейсбуке» — о том, что я напишу книгу обо всем, что со мной случилось, и это будет нечто среднее между Салтыковым-Щедриным и Настей Рыбкой. Адвокат попросил меня быть поосторожнее. С тех пор все больше параллельных историй появлялось в Нижнем Новгороде».

Пичугин напоминает о деле нижегородской журналистки Ирины Славиной, которая подожгла себя у здания МВД на следующий день после визита силовиков: «Центр «Э» может с утра прийти к свидетелям и устроить обыск, как будто они самые настоящие подозреваемые… Повсеместно в таких ситуациях не дают позвонить адвокатам. Иру успели привлечь к административной ответственности за фейк о коронавирусе. Этот штраф сняли по факту смерти, а не отсутствия вины. Сравнение с 1937 годом банально, но такое ощущение у меня и моих земляков созрело».

7 декабря Нижегородский облсуд отклонил апелляционную жалобу семьи Славиной (Мурахтаевой) на постановление об обыске, проведенном в рамках уголовного дела против предпринимателя и оппозиционного активиста Михаила Иосилевича.

Как писала сама Славина, в 6 утра в ее квартиру «с бензорезом и фомкой вошли 12 человек: сотрудники СКР, полиции, СОБР, понятые». Несмотря на то, что в деле о сотрудничестве с «Открытой Россией» журналистка проходила лишь свидетелем, ей не дали одеться без посторонних и изъяли всю технику.

Перед самосожжением Славина написала в «Фейсбуке», что в своей смерти «просит винить Российскую Федерацию». Возбуждать дело о доведении до самоубийства Следственный комитет отказался.

«Преследование за фейки о коронавирусе, выхолащивание хоть какой-то конкуренции на последних выборах в городскую Думу — все, что случилось с Иосилевичем, со Славиной и под конец со мной, складывается в мозаичную картину скатывания в полнейшую реакцию. Это выглядит спланированной кампанией по нивелированию любой роли общества в жизни региона», — говорит Пичугин.

Журналист считает, что атаки основаны на информации, которую поставляет Центр «Э»: «Просто неоткуда ее больше взять, она агентурного свойства — из каких-то уголовных дел, о которых никто не знал, или ноутбуков, изъятых при обысках».

В Нижнем Новгороде, по его словам, в последнее время появились несколько анонимных телеграм-каналов, которые «смешивают с грязью всех общественников, политическую оппозицию, экологов, градозащитников, правозащитников — весь небольшой класс так называемых городских сумасшедших: Михаила Иосилевича, известного критическим отношением к власти, «яблочников» и других. Полощут прошлое Славиной и членов ее семьи. Параллельно те же каналы встают на сторону действующих властей».

«Правоохранительные органы с удовольствием заменяют реальную работу поиском революционеров среди нижегородских общественников. В телеграм-каналах нас называют «шатателями режима», но какие мы шататели — мы хотим, чтобы область дышала полной грудью, но получаем клеймо изгоев», — заключает Пичугин.

«В последний год-два изменилось как-то все колоссально, — подтверждает и Михаил Иосилевич. — Вроде, был тихий спокойный город. Все дружили. Общались. С пандемией у людей в головах сдвинулось. Все стали друг друга жрать. Сейчас половина города под следствием — даже чиновники и единоросы. Оппозицию в нашем лице обысками начали давить. Какой-то сдвиг произошел в головах. От будущего ни одна сторона не ожидает ничего хорошего — ни власть, ни оппозиция, ни просто люди, стоящие в стороне».