Site icon SOVA

«Донбасс» Лозницы: каннский призер в Тбилиси

MG 6678 интервью featured, Донбасс, кинематограф, кино, Россия, Сергей Лозница, украина, фильм

Увидев Сергея, сразу обращаешь внимание на присущую ему скромность и, одновременно, отпечатавшуюся печаль на его лице. Дело не только в «Майдане» или Донбассе. Мать Сергея – из кубанских казаков. Она бежала во время войны из Армавира, так и сумев переступить через боль и вернуться обратно. Кого-то уничтожила война, кого-то – Советский Союз… Но так или иначе, по мнению Сергея, все происходящее в наши дни – неосмысленные последствия прошлого, с которыми нужно бороться не войнами, а способностью мыслить.

— Ваш фильм «Майдан» был документальным пересказом событий, произошедших в 2014 году. Тогда вы были не только сторонним наблюдателем, но и участником тех событий. «Донбасс» создавался по-другому принципу. Почему вы решили создать художественный фильм?

— Когда я делал фильм «Майдан», я долго думал о том, как показать произошедшее в последнем акте, когда началась стрельба. Смерть любого человека, снятая документально, – вопрос этики. У меня был разный материал, и я все-таки выбрал те кадры, на которых убийство происходит на общем плане, и зритель не видит всех подробностей. По моему мнению, это единственно возможная дистанция для документального кино, но если я делаю игровое кино, то такая дистанция уже невозможна.

Мне очень интересно, где граница между документальным и игровым кино. Когда я делал фильм, я отталкивался от роликов, снятых любителями, но пытался сделать это художественным образом в игровом кино близко к документальному. Любительская съемка дает аутентичность, но остановившись на ней, я теряю художественность, ведь есть определенные каноны, по которым снимается игровое кино.

В «Донбассе» у меня есть сцена, когда толпа избивает украинского солдата у столба. Если бы я там находился, то, наверное, пытался бы как-то действовать, а не снимать происходящее. Я просто оттолкнулся от этого шокирующего материала. Люди, которых я, возможно, когда-то встречал, проезжал мимо них, люди, которые живут где-то рядом, могут проявить себя вот с такой стороны, и для них это легко и просто. Можно ли называть это обществом?

— Какими вы видите нынешних жителей Донбасса? Кто они?

— Я не могу говорить абстрактно. Я могу говорить о том, что я, к примеру, видел на YouTube, о кадрах, которые отбирал для своего фильма. Для меня это не те люди, с которыми я бы хотел общаться. Для меня это какая-то дикость, на которую способен человек…

Сейчас мы действительно имеем дело с результатом расчеловечивания.

Я не думаю, что они долго думали, принимать во всем этом участия или нет, и я не думаю, что кто-то в этой толпе ужаснулся происходящему. Но не все люди, которые живут на этой территории, такие. В фильме я выбираю определенные характерные, шокирующие фрагменты из истории, а не рассказываю обо всех, кто там живет. Там остались люди, которые просто не знают, куда идти, тем более пожилые – кому нужно скитаться на старости лет? Многие стали заложниками ситуации, как и мы все – заложники желания российской власти. Везде. И в Грузии в частности. Могут неожиданно принять решение, вырастающее словно прыщ, и полностью взять и занять какую-то территорию. И все. Как приняли решение и вошли в Грузию, приняли решение и вошли в Крым.

— В Грузии часто повторяют, что события 2008 года стали генеральной репетицией 2014-го в Украине.

— Думаю, все эти события планировались очень давно. Все, что происходило после 1993 года, в той или иной степени укладывается в определенную логику. Складывается ощущение, что существует властная группа, заинтересованная в таком развитии событий.

— В вашем фильме есть сцена, где мужчин раздевают с целью удостовериться, воевали они или нет. То же самое происходило в Грузии в 2008 году. Как вы думаете, можно ли считать, что война – это одинаковое зло для любой страны?

— Не везде все одинаково, но все, что происходит вокруг нас, – проекция нашего мировоззрения в вещественный мир, нашего сознания или отсутствия такового. Вы идете по улице, и она раздолбанная. С этим можно мириться, и это нормально. А если, к примеру, немец будет идти по такой же улице, он скажет, что это нехорошо, и сделает все, чтобы это исправить, иначе он там больше не станет ходить. Он сделает, а кому-то это неважно.

В Москве, в Петербурге здоровые мужики, бугаи, на которых можно пахать, берут и затаскивают женщину с каким-то плакатом, которая годится им в бабушки, в автозак. А других избивают на улицах. Сам этот акт стыдно видеть, но люди проходят мимо, и для них это в порядке вещей. В нормальном обществе такого не допустят. В Украине не допустили бы, а в России это допустимо. Вот такое сознание создает все то, что приводит нас к войне, к конфронтации. Это ужасно.

— Какую роль могут играть подобного рода картины? Ведь понятно, что это не просто кино. Для вас и для вашей страны это очень личная трагедия… Можно ли сказать, что это часть вашей войны с тем, что происходит у вас на родине?

— Я не верю, что путем войны можно что-то создать. Я пытаюсь искать возможность не воевать. Для этого нужно использовать способность мыслить и апеллировать к ней. То, что я делаю, это скорее описание. Явление должно быть описано, как любая болезнь, иначе не о чем разговаривать.

Я бы очень хотел, чтобы мой фильм увидели в России. Все эти события могут очень легко перенестись туда. Сейчас эти ребята повоюют в Донбассе, а потом со своим сознанием, будто с ружьем, можно взять все, что угодно. Приедут в любой российский городок. Ведь оно очень заразно, а этот городок окажется просто свежей кровью.

Что делал Советский Союз и что делает нынешняя власть? Все институции, которые имели какой-либо вес и свое мнение, замещены их имитациями. Вся информация, которая была подлинной, замещена фиктивной.

Точно так же, как это происходило в СССР, сейчас делается неправдой все, что нас окружает.

Все, что напрямую касается людей, власть старается отодвинуть. Все эти принципы управления массами очень давно подробно описаны философом и политическим публицистом Ноамом Хомским, и все эти пункты были подробно изучены и использованы как тогда, так и сейчас.

То, что произошло с моей страной, случилось очень давно. Сейчас мы имеем дело с последствиями, которые не осмыслены, поэтому они и повторяются. И в будущем я обязательно буду делать об этом кино.

Exit mobile version