Из дома домой
Из дома домой

По ту сторону Ингури… Из дома домой

Они живут в Абхазии. Они живут на своей земле. Они растят свой урожай. Они – этнические грузины. Корреспондент СОВЫ прожил несколько недель среди жителей Гальского, Ткварчельского и Очамчирского районов Абхазии… и выслушал, что наболело. Эти люди не политики, но политика исковеркала им жизнь. И теперь буквально за все приходится расплачиваться им, потому что им хватило смелости остаться дома. Они вынуждены буквально выживать...

Абхазия: грузинские голоса

— Внучка, который час?

— По-российскому или по-нашему?

— По-нашему, по-нашему…

— Тогда без двадцати девять

Подобные диалоги на грузинском языке слышны за дверьми многих домов, стоящих в Ткварчельском, Гальском и Очамчирском районах Абхазии. Жизнь там разделяется временной границей, как территория проживания – мостом Ингури.

«По-нашему» значит «по-грузинскому» времени. У жителей южной части Абхазии и по сей день неразрывная связь с остальной Грузией – родители каждый день отвозят и забирают детей из грузинских школ, перевозя через административную границу в кибитке. Она сейчас приближается к смешанному абхазско-российскому КПП…

Из дома домой

Из дома домой

«Разве можно назвать это жизнью? Устала я метаться из стороны в сторону. Спокойной старости хочу».

Измученная палящим солнцем толпа людей дожидается бесплатной «маршрутки» – микроавтобуса, что идет до «границы». Для тех, кто не успел, альтернативы две: на своих двоих или же в кибитке на «лошадином» ходу. За 25 минут ожидания в последней лишь два пассажира – я и бабушка лет 80-ти. От беспощадной жары ситуация накаляется все больше. Бабушка абсолютно опустошенно, дрожащим голосом произносит вслух фразу неоднократно, наверное, повторявшую после 1993 года (конфликт в Абхазии): «Разве можно назвать это жизнью? Устала я метаться из стороны в сторону. Спокойной старости хочу».

Долгое время, как по оруэлловскому сценарию, синонимом спокойствию здесь был беспредел. Не в 1984, правда, немного позже. К слову о беспределе… по мере заполнения этого оставшегося от прошлой эпохи средства передвижения через мост, подходит женщина средних лет, грубоватая, но пытающая смягчить образ не к месту надетыми серьгами, куда более подходящими для вечернего туалета. Она тут за главную. Одета во все белое, словно символизируя флаг перемирия на неспокойной территории.

«Оплачивайте», — властно требует она. Ритуал сбора сопровождается возгласами негодующих женщин: 1 лари с человека – цена приемлемая, но плюс 1 лари за каждую сумку, в том числе за небольшой целлофановый пакет, вызывает споры. Пассажирка безрезультатно бьется за этот пакет с одним лишь моющим средством: «даже в самолете существует ручная кладь. Где ваша совесть?». Но деньги за «ручную» кладь — вопрос, наверно, принципиальный… ведь последняя пассажирка, судя по всему давняя знакомая дамы в белом, сердечно поздравляет «начальницу» с недавней покупкой дома в центре Зугдиди. В этом бизнесе, как на войне, все средства хороши…

Забитая донельзя людьми и багажом кибитка, наконец-то, тронулась…

Из дома домой

КПП

В «пограничной» зоне постоянный потока людей – из одной стороны в другую. Матери отвозят своих детей через границу в грузинские школы, потому что на территории Абхазии постепенно начали изымать из школьной программы грузинский язык. Женщины в черном, нагруженные сумками, возвращаются из Зугдиди в Гали с продуктами питания и быта. В Гали продукты сельского хозяйства, одежда и товары первой необходимости стоят дороже. А людям, которые днем и ночью трудятся на своих землях, любая копейка на вес золота.

Другие же закупаются в Зугдиди и перепродают в Гали с наценкой. Говорят: «выживаем как можем». У каждого на пересечение границы свои причины.

Сроки пребывания на территории Абхазии для граждан Грузии сегодня сильно сократились. Ранее месячный лимит теперь уменьшился до 4-х дней. Оформление визы в Сухуми требует 2-х тысяч рублей, в Гали данная услуга стоит дороже.

Оформление визы в Сухуми требует 2-х тысяч рублей, в Гали данная услуга стоит дороже.

До моста Ингури ощущение «границы» создают только бетонные блоки, полицейский блокпост и маленькое укрепление со стоящим рядом солдатом. Никто здесь не ставит штампов в паспорт. Грузинская сторона не чинит препятствий на въезд в силу очевидных причин. Иначе бы это означало косвенное признание независимости Абхазии. Черный стальной пистолет с завязанным в узел дулом символизирует мир. Выстрелов, действительно, пока не слышно.

Ситуация на абхазском пункте, что начинается за километровым мостом, абсолютно противоположная. Трехполосные заборы, камеры слежения, пограничники с автоматами на груди и металлоискатель «Спутник» (любят наши северные соседи это слово) на двери проверочной будки – все это атрибуты абхазско-российского КПП.

«Если заметят, станут допрашивать, подумают еще, что подослали. Лучше убери».

Извозчик настаивает перестать фотографировать на мосту, поясняя: «если заметят, станут допрашивать, подумают еще, что подослали. Лучше убери». Расстояние до «границы» уменьшается, уровень напряжения увеличивается. Отголоски детских воспоминаний дают о себе знать. Но ситуация на «границе» изменилась. «Пограничник» уже вряд ли прилюдно, не стыдясь детских ушей, пошлет на три буквы тяжело прихрамывающего старика за то, что тот случайно пошел впереди очереди. Сейчас он лишь немного повышенным тоном окликнет мужчину с тростью: «Куда пошел? Пропустил кто?».

Но люди все равно переходят на шепот, подходя к пункту проверки. Здоровые мужчины внезапно робеют. Страх перед каким-то препятствием, которое может возникнуть из ниоткуда, сохраняется в силу привычки. Порядок с документами не повод расслабиться. Раньше здесь было полное беззаконие: пропуск в руках – не гарантия прохода, тысячная купюра в руках пограничника – счастливый билет в нужный конец.

Из дома домой

Вопрос национальной принадлежности

Застолье у грузин, оставшихся в Абхазии, не обходится без тоста, наполненного надеждой – «Чтобы однажды мы смогли вернуть Абхазию и жить мирно!». После чоканья бокалами домашнего красного вина начинается импульсивное обсуждение злободневной темы. Записывать грузинам в национальность «абхаз» при получении нового абхазского паспорта или же получить вид на жительство, лишающий гражданских прав в этой «стране». Об этом говорит уже весь город, а малейшая новость разносится с космической скоростью. Вот одна: в очереди за паспортом стояли представители фамилии Квеквескири. Выдавали им, так сказать, новую «национальность». Щекотливость вопроса побуждает мужчин делиться своими мыслями.

А: «Если передо мной встанет выбор, я оставлю дом, оставлю хозяйство, все оставлю, уеду в Грузию. Лучше пусть буду без всего, но буду тем, кем родился. Грузином, а не предателем. Я не переживу косых взглядов».

Б: «С другой стороны, это же вынужденная ситуация, в Грузии должны понять».

А: «Люди не поймут. Они скажут: выбор был, а ты его сделал в пользу тех, кто тебя ущемляет и вынуждает отказаться от того, кто ты есть. Разве я смогу стоять и молча слушать, когда по ту сторону Ингури кто-то будет материть какого-то грузина, ставшего абхазом, а в моем кармане в зеленом паспорте будет стоять в графе национальность — «абхаз». Честь дороже».

За столом все со статусом беженца. Каждый из них во время войны бежал по мосту Ингури, оставляя позади дом, родных… Они убежали, но многие не смогли. Дядя одного из присутствующих не добежал…

Убегая от танков на мосту в сторону Грузии, он бежал, лелея мысли о скором спасении, видя в конце пути свет. Оставшиеся пару метров, финальный оборот назад, убеждающий, что танкам его не догнать и вот оно – скорое спасение. Пару шагов и нога ступит в зону спасения, и от этой мыли сердце наполняется счастьем. Счастьем от скорого чувства свободы, разрывающем это самое сердце. Пульса нет. Как и того света в конце тоннеля…

Воспоминания кровавых лет прерывает старейшина стола, весьма бодрый, но уже оканчивающий восьмой десяток мужчина. Он возвращается к вопросу:

В: «Мне немного жить осталось, я могу и без документов, мне все равно. Но у меня сына два. Им-то что делать. Дом, хозяйство, все тут. Грузины же… как можно взять и перестать им быть».

Г: «А мои маленькие дети вырастут и спросят меня на грузинском: «пап, а мы разве не грузины?», — почему я буду должен это объяснять?»

Де-факто президент Абхазии Сергей Багапш в 2009 году начал паспортизацию Гальского района. Условие было таким, что этнические грузины должны письменно заявить об отказе от грузинского паспорта. В Абхазии запрещено иметь двойное гражданство, за исключением российского. Но учитывая факт отсутствия между Тбилиси и Сухуми официальных контактов, понятно, что проверить точно отсутствие этого самого грузинского гражданства, было практически невозможно.

Летом 2015 года согласно проведенному опросу, 18 тысяч гальцев добровольно заявили, что состоят в гражданстве Грузии. Это положило начало процессу обмена старых паспортов на новые в 2016 году. Отказ от грузинских паспортов «закрывает» им дорогу в Грузию, где они также получают пособие в размере 45 лари и пользуются некоторыми льготами – посещают клинику для беженцев в Зугдиди, а также стоят в очереди на получение квартиры.

За столом возникает вопрос, неужели грузинское правительство не может помочь, зная о ситуации своего народа?

Б: «Наша вина. Почему мы не соберем подписи, не обратимся с письмом к премьер-министру, к президенту? Почему не выйдем на грузинском телевидении? Они же знают о том, какая складывается ситуация. Мы же их народ».

Но другие мужчины разбивают эти мысли о суровую абхазскую реальность. «Ты думаешь об этом не узнают? Сам же знаешь, тут полно «крыс». Не твой ли дом разграбили по наводке? Тебя тут же сдадут. Поэтому если ты выйдешь за пределы границы, то лучше выходи сразу с чемоданами. Тебя сюда просто не пустят».

Вопрос «а кто тогда донесет наш голос?» виснет в воздухе над бокалом так и неиспитого вина…

Из дома домой

В плену торговли фундуком

Заброшенные жилые комплексы, многоэтажки с черными пространствами от сгоревших окон, в которых поселились деревья и плющ, сожженные в военные года дома, руины – это большая часть нижней зоны Восточной Абхазии. В жилых частных домах горит свет, открыты двери и включен телевизор. Но людей там нет. Так принято с неспокойных времен. Чтобы «разбойники» думали, что в доме кто-то есть. С рассветом все ушли на сбор орехов. Сезон объявлен открытым.

Таблички с надписью «прием орехов» уже практически на каждом шагу. Этого периода жители Абхазии ждут всегда с нетерпением: это возможность расплатиться с долгами, купить детям все необходимое к школе и потратиться на собственные нужды, а, если повезет, то еще и обустроить дом.

С младых ногтей здесь учат ухаживать за своей территорией, урожаем, потому что это практически единственный хлеб. Понимающие люди засеивают как можно больше территории орехами. Урожай у некоторых может достигать 10 тонн. Каждый год цена колеблется. В 2017 стоимость одного килограмма не достигла пока и ста рублей – лишь 85. Но по прогнозам т.н. ореховых бизнесменов к концу сентября- началу октября перевалит за 120.

На орехах хорошо зарабатывают те, у кого их сполна. Схема такая: дают под процент тем, кому необходимо в данный момент. Отдают 200, на следующий год получают обратно 350. Опытные должники предупреждают: «с людьми нужно сразу договариваться. Если занимаешь у человека в один год 200 кг орехов, которые стоили, к примеру, 36 000, то договаривайся, что вернешь, если дают без процентов, те же 200 кг орехами, а не деньгами. Потому что цены колеблются, и чтобы вернуть пресловутые 36 000 в неудачный год придется продать 250-300 кг.».

Из дома домой

«Если занимаешь у человека в один год 200 кг орехов, которые стоили, к примеру, 36 000, то договаривайся, что вернешь, если дают без процентов, те же 200 кг орехами, а не деньгами. Потому что цены колеблются, и чтобы вернуть пресловутые 36 000 в неудачный год придется продать 250-300 кг.».

В этом году контроль орехов на рынке жесткий. Покупатели специальным прибором достают выборочные 10 орехов из мешка и ломают. Это проверка. В случае хорошего качества «десяти из десяти», дают высшую цену, за 7 из 10 и меньше, соответственно, ниже и цена, или же вообще мешок остается у хозяина. Люди в отчаянии. Орехи в этом году некачественные. Азиатский вредитель со сложным латинским названием Halyomorpha Halys, как чума, распространился по всему региону.

По одной из многих версий местных, он был завезен на территорию турками и нанес масштабный урон урожаю. В Грузии даже выпустили буклеты с номером горячей линии, осведомляющие о сущности вредителя и методах борьбы с ним. Эти паразиты способны причинить вред разного рода культурам с печально-высоким уровнем ущерба – до 70%. Люди боятся, что не смогут вернуть долги.

Так некоторые до сих пор горбатятся на своих землях, чтобы покончить с долгами, но, к примеру, в селе Шешелети ситуация еще хуже: к долгам прибавляется и некий «налог» для этнических грузин. Т.н. налогооблажением размером в 100 кг. занимался начальник гальской милиции, по совместительству криминальный авторитет, Отар Туранба, убитый в декабре 2006 года.

Будучи владельцем нескольких орехоперерабатывающих заводов в Гальском районе, он «грузинские налоги» вывозил в Россию, продавая там по двойной цене. Под его «юрисдикцией» оказалась зона Гали-Очамчира. Торговля орехами переросла в торговлю людьми – этническими грузинами. Вооруженные группировки брали в плен грузин, а по ту сторону Ингури сообщник выяснял цену выкупа за пленника.

Вот уже больше десяти лет как нет Туранба, казалось бы, в грузинских семьях должны были вздохнуть с облегчением… Но лишь отчасти. В одной семье, в комнате, отделанной деревом, все еще видны следы от пуль, а в ушах по-прежнему звучат выстрелы, в памяти – пробирающий до костей страх за жизнь… а в селе Шешелети по-прежнему сдают «налог». Не Туранбе… его жене. Не 100 кг., правда, а 50. Там говорят, жизнь идет, но в правильную ли сторону…

Из дома домой

Вам также может понравиться

Ещё статьи из рубрики => общество